Солженицын Александр И - Интервью Приволжской Лиге Журналистов - Октябрь 2002
Александр Солженицын
Интервью приволжской лиге журналистов - октябрь 2002
- Александр Исаевич, сложилось впечатление, что в последние годы Вы
как будто удалились в монашеский скит. По крайней мере, голос Ваш звучит
не так общественно мощно, как в прежние времена. Это демонстративное
молчание, как ответ на невозможность обустроить Россию по Вашим
представлениям или что-то другое?
- Все эти 8 лет, как я вернулся, я пытался по силам моим
воздействовать на гибельный ход событий в России: я обращался к властям,
начиная с Верховной, к законодателям, к государственным и общественным
деятелям, к общественности, к читателям моих книг, к телезрителям
- никакого моего "молчания" не было. Но все мои обращения оказались
тщетны, ни один мой совет не принят, а телевизионные выступления были
надолго оборваны ельцинской властью.
- Вы видели Россию, российский народ из дальнего зарубежья. Теперь,
вернувшись на Родину, можете сравнить эти наблюдения со взглядом
изнутри. В чем отличие этих взглядов, схожесть; что Вы могли
предполагать и не могли предвидеть?
- Полвека проработав над историей российской революции (эпопея
"Красное Колесо") и нагруженный ее разорительным, поучительным опытом, я
из зарубежья с огромной тревогой следил за начавшимися в 80-х годах
переменами: как бы им удержаться в разумной эволюции, как бы не
опрокинуться в разрушительный хаос Февральской революции. Но
предупреждения мои уже не могли достичь родины, а Горбачев и Ельцин
избрали путь именно мгновенного, предельного сотрясения, отчего
изломались все устои социальной жизни, десятки миллионов канули в нищету
- и ограбленным же оказалось само государство, бессильное сохранять в
стране нормальную жизнь. Вот этого колоссального ограбления России я
предвидеть не мог.
- Почему среди тех, кто пострадал от коммунистического режима, в том
числе и среди советских эмигрантов, вернувшихся на Родину, так много
ярых патриотов и даже апологетов советского коммунистического строя
(например, Лимонов, Зиновьев)? И даже Вас обвиняют в отступничестве от
идеалов демократии.
- А.Зиновьев тут не пример: он еще до своей эмиграции писал, что
коллективизация была большим благом для русского крестьянства. Но
сожаление о коммунистических временах - явление гораздо шире. В моих
общественных встречах в 1994 - 1995-м во многих областях оно громко,
уверенно звучало из залов, по две трети зала. Это чувство проросло в
миллионах, разоренных грабежом и произволом ельцинского времени.
Человеческая память часто забывает более давнее: коммунистического
террора легко не помнят те, чьих родственников он не коснулся, да не
помнят и всей удушающей большевицкой обстановки. А сегодня, в отсутствие
действенного обсуждения политической реальности, всякую естественную
критику ее отписывают к "коммунистической" и к "экстремизму".
Я же - давний поборник демократии, писал об этом не раз, - но только
демократии истинной: когда народ реально направляет свою судьбу через
органы самоуправления, когда народные представители не подменяются
представителями пристрастных партий, а бюрократия и ее решения не скрыты
за непробиваемыми, непроглядными барьерами.
- Разговоры и действия по восстановлению памятника Дзержинскому
- это просто частная ситуация в полифонии общественной жизни или гораздо
более грозный симптом?
- Закулисная подоплека мне неизвестна. Но Дзержинский - символ и
знамя карательных органов СССР. Восстановление памятника было бы
надругательством над миллионами погибших в сов